- Здорово.
- Ты руки-то из кармана вынь. Хуем вонять будут. – Примерно так он здоровался.
Чаще всего мы сталкивались в школе. Всё-таки учились в одном классе. Только я сидел в первых рядах из-за плохого зрения, а Лешка на задней парте. Или как говорили – на Камчатке. Интересно как такие места называют в Петропавловске-Камчатском?
Всё самое важное во время уроков происходило, конечно же, на задних рядах. Там играли в карты и «балду», обсуждали девчонок. На некоторых уроках умудрялись даже спать. Ещё там было удобно списывать. Я всего этого был лишён. Хотя нет, списывать мне тоже удавалось. К окончанию школы я делал это, даже особо не таясь. У меня так и осталось до сих пор ощущение, что учителя хотели дать нам не знания, а просто сбагрить нас куда подальше. Не все конечно, но большинство. Мы были для них невыносимой обузой, за которую не так уж и много платили.
После уроков мы обычно собирались играть на заднем дворе. Либо в футбол, либо в карты. Чем старше становились, тем больше уделяли времени игре в «Дурака». Футбол с некоторых пор стал коллективно просматриваться по телевизору. С оглушительными криками и едкими комментариями. Мне, честно говоря, больше нравилось играть в карты. Футбол казался слишком нудным и медленным.
- Ну, кто так пасует? Вот выпердышь кровавый! Уёбок бля. Кастрат членоногий. – Как-то так реагировал Щавель на игры нашей сборной. В приступах возбуждения он мог кинуть и чипсами в экран телевизора. От переизбытка эмоций во время рекламной паузы мы шли курить к нему на балкон.
- Ты видел этих пиздолизов?
- Да ладно тебе, Титов нормально бегает.
- Ты ещё скажи, что Онопко в порядке.
- А что нет?
- Да срань это ебучая, а не игра. Команда инвалидов ластоногих. Кто вообще этим разъебаям доверил мяч? Они ж не бегают, а ходят по полю. Хуеглоты, а не команда.
- Хорош тебе.
- Чего хорош-то? Эти остохуевшие выблядки хуем груши околачивают, а не играют.
- А ты выйди и покажи как надо.
- Юморист до хуя?
- А чего ты нашу сборную не уважаешь? Другой у нас нет.
- Такую сборную и положено в хуй не ставить.
- На положено наложено.
- Само собой, но кто так играет?
- Где твой патриотизм?
- Вот когда у нас хуи стоптанные по полю не будут бегать, тогда и побазарим за патриотизм. А пока я вижу, что эти ослоёбы и манекенов не смогут обыграть.
- Ой, всё.
- Вот именно, что всё. Ни в пизду, ни в красную армию. – Щавель злобно затушил окурок в пепельнице и посмотрел куда-то вдаль. Там ему мерещился то ли триумф нашей сборной, то ли неизбежное поражение. Как ни странно, но наша команда в тот раз выиграла. Со счётом «2:0» разгромив Тунис, она начала готовиться к следующей игре.
Победу мы пошли отмечать как обычно на школьный двор. Там мы всё отмечали. Всегда однообразно и одинаково. С чипсами, сухариками и пивом. А на следующий день наш класс сдавал первый выпускной экзамен. Кажется, это был английский язык, на котором мы откровенно скучали. За окном разгоралось лето, ходили длинноногие девушки, и нас ждал огромный волшебный мир студенчества. Хотя ждал ли?
- Ты хуй моржовый. На-ка тебе бабу краснопёрую. – На стол полетела дама черви.- Ах, у тебя семерка? Клюшка ёба? Не вопрос. Лови, вратарь. Взял? Ещё б ты не взял, хоккеист херов. Хорошо, что не за щёку. На тебе мужиков. – Щавель швырнул на стол двух королей. – Поймал? А теперь раздвигай булки, сейчас мы туда тебе напихаем баклажанов. Полна жопа огурцов. Держи погоны. Генерал ёпта. Багратион. – С этими словами Лёшка водрузил шестёрок на плечи своего оппонента. Багратион, а для мамы Сашка, хотя нет, Сашечка, собрал колоду и начал тасовать.
- Ну что оленевод, давай закурим? – Щавель повернулся ко мне и хлопнул по плечу. Как-то так же хлопали своих фронтовых товарищей актёры в советских фильмах.
- С чего бы это я оленевод?
- Да потому что Кола Бельды. Давай сигарету-то.
- Лёня, покурим? – Врезался в разговор Саня.
- У быка под хуем. Ты сдавай, сколько можно дрочить их. – Сашка быстро раскидал по шесть карт. Вскрыл козырь.
- Чего там? – Наклонился я.
- Крести. Дураки на месте. Ух, бля. Насрать тебе в руки друг ты мой любезный. – Щавель медленно вытягивал одну карту за другой. – Не, ну отборное дерьмо сдал. Мудак высшей гильдии. Одна срань как на подбор. Вон гляди. – Он повернул свои карты ко мне. Играли мы пару на пару, и демонстрировать мне свои карты Леша не должен был. На это тут же отреагировал его напарник Паша. Он обронил что-то спокойное, но эффектно увесистое. – А чего ты шумишь? Я всем могу показать. Тут прятать нечего. Этот пидарчук ручного привода сдал шваль одну. Сижу тут как хуй в рукомойнике.
- Слушай, не хочешь играть, так и скажи. Зачем волну гонишь? – Паша обладал на редкость спокойным и деликатным характером. Я слабо себе представлял, что его может вывести из себя. И точно не завидовал тому, кто смог бы. Кроме непрошибаемого характера Пашка располагал тяжёлыми как ремесло траншеекопателя кулаками.
- Почему не хочу? Хочу. Но раздали-то говно высшей пробы.
- И что?
- Ладно, проехали. Я захожу. Номер шесть. Международная. – На импровизированный стол полетели шестёрки. Я сосредоточенно отбивался. Выходило не очень. Наконец я забрал подкинутые мне карты. – Снял? Молодца. А с тобой разговор короткий. Чего молчишь? Хуем подавился? – Повернулся Щавель к Сашке.
- Пошёл ты.
- Ага, пойду. Хуёв тачку. Лови мгновение май диа фрэнд. Начинаем подводную одиссею команды Кусто. Что там? Паша с мужиков зашёл? А я подкину вот так, кучерявый. – Лешка посмотрел на абсолютно лысого Сашку. Сашка пробовал отбиваться. – Ну что ты рыпаешься Жан Поль Бельмондо ебучий? Всё равно ж нагружу по самые гланды. На ещё хер семиглавый. Всосал? Отлично! - Через пару минут колоду тасовал уже я.
- Не раздавай. Надоело. – Прервал меня Паша. – К экзамену-то все готовы?
- Да ебись он конём. – Тут же отреагировал Лёшка.
- Это-то понятно, но вдруг кто готовится.
- Ты как первый день из пизды вылез. Когда мы готовились-то?
- Это да.
- Вот тебе и да.
- Ещё скажи, что ты стихи не учил никогда. – Ввязался в разговор Сашка.
- Ты хуй соси и губой тряси. Не отвлекайся. Главное в нашей культурной программе это выпускной. Вот к этому готовиться надо.
- Так порешили же, что на дачу едем.
- Только свои? А то Алдоха собирался с вами отмечать. – Вставил Сашка.
- Алдоха? – Удивленно вскинул брови Щавель. Затем помотал отрицательно головой и наконец, ответил. - Этот пиздомученик у себя на дне рождения уже наотмечался.
- А чего было? – Поинтересовался Паша.
- Так ты ж был.
- Нет.
- Слушай, а точно. Ты чего-то с нами не поехал в тот раз. Ну, короче этот гандон набитый манной кашей напился и полез к Людке. А этой пизде с ушами его ухаживания категорически не понравились.
- К Людке? – Уточнил Пашка. Щавель кивнул. – Так она ж страшна как советская армия. – Недоумённо удивился Паша.
- Она страшна как сто подвалов. Это да. В голодный год никто ебать не станет. Только у Алдохи дюже зачесалось в одном месте. Но он же мудак слоеный. Надо было подождать. Людка б напилась, а пьяная баба пизде не хозяйка. Вместо этого он накидался сам. Естественно ему ничего не обломилось.
- Ты давай к сути.
- Короче он обиделся. Напиздошился. На Малого бросался с ножом. Заблевал предбанник.
- Во даёт.
- Даёт стране угля епта. В итоге этого залупоголового ублюдка мы выпиздили на улицу. Он там сидел, трезвел в беседке.
- Да. Хорошо отметили. Романтика.
- На хую два бантика. Он потом ещё утром возмущался, что простыл. Только я ему сразу сказал – купи паяльник и запаяй себе ебальник. Никто ж не против выпить, но так нельзя. Вёл себя как прыщавый говноед.
- Ладно, хрен с ним. С дачей чего?
- Чего-чего. Наберём водяры, мяса и вперёд. – Лешка сплюнул.
- А салаты?
- Иди пустыню пылесось. Я что ли их резать буду?
- А кто?
- На хуй нужно – скажем дружно. Шашлык пожарю. А салаты я видал в одном месте.
- Где?
- В пизде на верхней полке.
- Ладно, проехали. Бабы порежут. С нами ж Катька и Янка поедет.
- Вот, пусть эти мандовохи и режут. А я лично буду пить и ничего не делать. Всё. Свободные люди мы теперь.
- Ты экзамены сдай, свободный человек. – Вмешался Сашка.
- Сдам, не унесёшь, сиська ты тараканья.
- Пошёл ты. – Огрызнулся Сашка. Экзамены в школе действительно никого из нас не тревожили. У меня смешанные чувства вызывал процесс поступления в университет, но до этого был ещё целый месяц.
- Ты Лёш не передумал? На машиниста пойдёшь?
- Да. Пойду на железку трудиться потом. А ты на юрфак как и собирался?
- Угу.
- Адвокатом будешь, козырно прям.
- Вообще в ментовку собираюсь.
- Не представляю я тебя в форме.
- Я, честно говоря, тоже. – Мы засмеялись. Я действительно был меньше всего похож на милиционера.
- А ты Паш?
- Я на истфак. – Выбор Паши был самым удивительным. Учился он спокойно и ровно. Мог с одинаковым успехом попробовать поступить как на физмат, так и на физвоз. Он ловко умел решать любые уравнения. Так же ловко он тягал гантели и штангу. Всегда спокойный и обстоятельный.
Пашу можно было представить в камуфляже бегающим где-нибудь в горных районах далёких стран. Можно было его представить и с чертежами. Он точно что-нибудь возглавил бы. Но учителем истории я его представить не мог. Щавель же и вовсе мне всегда казался талантливым юмористом. С его блестящей мимикой следовало бы идти в цирковое училище. Впрочем, в кабине машиниста поезда дальнего следования я его тоже мог представить. Он бы и там точно так же виртуозно матерился бы.
- Закуривай.
- У меня две сигареты, Лёня.
- А у меня вообще нет.
- Ой. На, кури. – Лешка взял сигарету у Паши и деловито вставил её в зубы.
- Покурим? – В очередной раз поинтересовался Сашка.
- Иди, ебись за девственность.
- Дай дёрнуть-то. – Возмутился Саня.
- За анус себя дёрни пёс смердящий. – Выдыхая дым, возразил Лёшка.
- Пошёл ты, ебушвили хренов.
- Кто?
- Да ты.
- В рот тебе нассал.
- Ты Щавель ебанат натрия.
- Чего?
- Того. – Щавель расхохотался и протянул Сашке половину сигареты.
- Мать твою за ногу, а отца за протез. Расщедрился.
- Видали? – Восторженно повернулся ко мне Лёшка. – Санёк-то растёт как на дрожжах. Даже смешное может что-то выдать. Но я тебе мой дорогой друг скажу одну простую истину. – Лёшка снова уставился на Саню и театрально перешёл на шёпот. – Смех смехом, а пизда всегда кверху мехом. – И добавил, обращаясь уже ко мне. – Раздавай. Давайте ещё пару конов и пойдём уже.
- Куда?
- Под муда. Сегодня ж футбол.
- Так рано ещё.
- Я и говорю, пару конов сыграем.
- Раздавай. – Равнодушно махнул рукой Паша. Я быстро перетасовал карты, раскидал по шесть на каждого и вскрыл козырь.
- Голову в подушку я ебу твою подружку. Вы сговорились? Опять у меня шваль одна. У тебя что Паша? Козыри есть?
- Нет.
- Пидора ответ.
- Щавель, ты договоришься.
- Уже договорился, сходи за угол там тебя насуют хуёв по всем карманам. Могут и в жопу засунуть. Надо? – Он подмигнул Пашке. Затем переключился на игру. - Короче зайду так. Ишь ты. Отбился. И как так получается, что хуй стоит, а голова качается? – Послюнявив пальцы, мы добрали карты. Я молча зашёл. - Забодай тебя комар. Я беру.
– Ну, ты знаешь же, что я сижу тут без всего. – Удивился Паша.
- А хули мне делать? Эти я отбил бы, но Саня ж впиздячит обязательно что-нибудь.
- Обязательно. – Усмехнулся Сашка.
- Вот я и говорю. Навешают. А карты и у меня хуета из-под ногтей.
Сыграв, как и договаривались пару конов, мы разошлись по домам. Совместного просмотра футбола в тот день не вышло, но это не значило, что стоило вообще пропускать игру. В конце концов, намечался интересный матч с Японией. Впрочем, история распорядилась так, что интересным оказался не матч, а его последствия. Футбольные хулиганы разгромили манежную площадь и прилегающие улицы. Весь вечер я смотрел новостные выпуски с каким-то нереальным вдохновением. Показываемый вандализм удивлял своими масштабами. Полыхали машины, сыпались выбитые зубы витрин и мелькали растерянные лица милиционеров. Я испытывал примерно такие же ощущения как 11 сентября 2001 года. Только тогда рушились небоскрёбы в далёкой незнакомой и загадочной Америке. Теперь же происходило что-то невероятное в немного знакомой мне Москве.
Утром, перед написанием сочинения вся школа обсуждала не результат игры, а последствия массовых гуляний в центре златоглавой столицы. Почему-то все сходились на том, что виновата милиция. У меня ещё мелькнула мысль, что в одной песне пели о нехватки крови в Москве. Теперь, кажется, её хватало с избытком. Впрочем, этими размышлениями я ни с кем не стал делиться. Ведь всех как обычно интересовал Щавель. Меня к слову тоже.
Стоя возле открытого окна, он разгладил пиджак. Примерно, так как делают артисты перед выступлением. Затем сам себе махнул рукой и запел частушку.
- Я не знаю как у вас, а у нас в Японии, три врача пизду смотрели, ни хуя не поняли. – Поклонившись, Лешка элегантно подкурил, а мы заржали. – Я ж говорил, что это не команда, а хуета?
- Говорил. Ты вообще много говоришь.
- Правильно. Потому что пиздеть не мешки ворочать. Но команда-то хуета. Так и живём бля. Никакого просвета не видать.
-Теперь ещё четыре года ждать.
- Не хуй там ждать. Результат будет такой же. Я мечтаю, что б наши хоть раз что-то показали. Что б хоть из группы вышли, но каждый раз одно и то же. – Лешка махнул рукой. - Ладно, погнали писать-то. – Мы побросали окурки в унитаз и поднялись на второй этаж. Нас ожидало сочинение, выпускной, вступительные экзамены, сессии, пересдачи, зачётки. Последующее трудоустройство, авансы, отпуск раз в год, задержки зарплаты, новогодние вечеринки, свадьбы и похороны, коллеги и дети, жёны и любовницы. Ну, вот это вот всё из чего состоит мир взрослых и неинтересных на первый взгляд людей. Ещё кстати нас ожидала морщинистая старость.
А мечта Щавеля осуществилась через несколько лет, правда в совсем другой стране. Россия не просто вышла из группы, но даже пробралась в одну четвертую финала. К тому времени всё изменилось. Перестала существовать милиция, нашу школу перестроили. Выпускные больше внутри не проводят. Курение в туалете теперь запрещено. Ещё каждый год обсуждают можно ли детям носить сотовые телефоны на уроки. У нас таких проблем не было. Потому что сотовые были диковинкой.
Можно многое рассказать о современных школах. Только это будет уже совсем другая история. И если я буду её рассказывать, то там не будет Щавеля, Паши и Сани. Они остались в бархатном школьном возрасте, куда нельзя вернуться. Его можно только дозированно вспоминать. Странное время. Которое мы не очень-то ценили тогда и не слишком-то любим сейчас. Но именно оно нас сделало такими, какие мы есть. Время же историй о современной школе ещё не пришло. Дайте детям немного состариться. Ещё успеют рассказать, как было у них.
Journal information