Письмо к потомкам.

У меня есть сын. Глядя на него, я естественно вспоминаю свое детство. Мы играли в войну. Это любимое развлечение мальчишек. Мы так устроены, что оружие вызывает симпатии, сцены баталий в фильмах интерес, а в учебниках по истории мы разглядываем обмундирование из других эпох. Потом мы становимся взрослыми мальчиками и забываем детские игры.
В реальность возвращает армия. И еще вот такие мемориалы как на фото.
Страсть человека к войне никуда не исчезает с годами. Она, затаившись, сидит и ждет своего часа, что бы полыхнуть кровавыми разводами на засаленной плащ-палатке. Что бы набухнуть кровавыми мозолями во время рытья окопов, что бы взорваться кровавой пеной на губах, не успевшего спрятаться в укрытие бойца. Подготовиться к этому невозможно, но попытаться сделать это можно.
Я не знаю, что за письма закопаны в этих мемориалах, понятия не имею, какое в них содержание. Но я видел пару раз глаза людей побывавших на войне. У них взгляд заглянувшего в бездну и увидевшего что-то неположенное. Я бы очень не хотел, что бы у моего сына был такой взгляд. Но еще меньше я бы хотел, что бы мой сын был пацифистом. Для меня это синоним слова трусость.
Те, чьи фамилии можно прочесть на воинских мемориалах часто были совсем мальчишками, но взрослого в них куда больше чем в некоторых сорокалетних мужиках. И пусть они мертвы, но при этом найти кого-то живее, чем они очень сложно.
И я верю в то, что они стоят где-то там, в облаках, нестройной шеренгой, готовясь вселиться в очередного ребенка. Ведь у новорожденных мальчишек тоже всегда такой взгляд, словно они видели что-то неположенное.